Как мы стали оленеводами Часть I

Экспедиция как погружение в историю страны, её традиции и духовное наследие

Слово экспедиция имеет для каждого свое значение. Бывают экспедиции туристские, научные, исследовательские и т.д. Для нас экспедиция — это способ жизни. Экспедиционный отдел Компании «В мире фантазий» достаточно молодой, этим летом ему исполняется год. Но за это время были проведены уже три крупные экспедиции: Экспедиция «Великий Русский треугольник: Байкал-2005» на священный байкальский мыс Рытый, Экспедиция «Через пески Гоби» в Монголии и недавно завершенная этно-экологическая экспедиция «В кочевья к Ненцам: Ямал-2006», организованная совместно с Государственным музеем кочевой культуры. Два путешественника Патрихалко Максим и Куксин Константин отправились навстречу судьбе на лыжах по территории Приуральского района Ямало-Ненецкого автономного округа, пересекая пути кочевок ненцев. Цель экспедиции — знакомство с современной культурой, бытом и образом жизни ненцев — кочевых оленеводов Крайнего Севера.

На базе этих экспедиций Компанией «В мире фантазий» разработаны маршруты глубокого туризма — это специально построенные экспедиции-туры, посвященные открытиям тайн человечества, природы и духа, где каждый может стать исследователем и соавтором экспедиции. Помогут Вам в этом специалисты: этнографы, экологи, историки, люди, изучающие все формы религии, представители национальных культур. Это — погружение в страну, ее историю, традиции и духовное наследие. В настоящие время компания начала подготовку следующей экспедиции на полуостров Таймыр.

Марина Саушкина Генеральный директор Туристической компании «В мире фантазий»

Жизнь на Ямале глазами путешественников (выдержки из дневников)

На улице весьма прохладно, наверное, все минус тридцать.

— Да, — говорю я, и пускаю пар изо рта, переступая с ноги на ногу по скрипящему снегу станции Харп, — Как-то не верится, что такое может быть после плюс десяти в Москве, буквально два дня назад.

На станции выходит основная масса людей нашего железнодорожного состава. К последнему вагону подъезжает машина с конвоем, забирает своих клиентов, едущих по этапу. Купол недавно построенной церкви сверкает в лучах заката. Торговцы мельтешат у своих сумок, загружая их в машины.

— Через несколько часов мы будем в Салехарде, — говорю я Косте.

В единственном в мире городе на Полярном круге. Позади остается обелиск, олицетворяющий Полярный круг, и символ сталинской дороги, стройки века №501 — старинный паровоз. Мы — на месте.

В 9.00 утра мы уже стоим на лыжах с багажом в девяносто килограммов. Идет небольшой снег с пронизывающим северным ветром. Впрягаясь по очереди в наши нарты (сани-волокуши «Арктика»), мы провожаем взглядом очертания Салехарда и к 16.00 мы продвигаемся по петляющему Полую на двадцать восемь километров. Каждый встречающийся по дороге, останавливаясь, спрашивает:

— А вы куда?

— На праздник. Сегодня вороний день.

И не доходя несколько сот метров до Большого Полуйского сора, один из попутчиков предлагает нас подвести до поселка. Мы грузим наш багаж и с ветерком бороздим просторы тундры, крепко вцепившись в нарты. Морозный ветер обжигает лицо. Полярное путешествие все больше начинает захватывать дух. Наш попутчик, Архип, оказался хантом, который в летнее время промышляет ловлей рыбы в Аксарке (муксуна, щекуря, нельмы и других видов). В это время он живет со своей семьей в Чуме, а сейчас, в зимнее время, в поселке, но продолжает рыбачить там же, ездит проверять подледные сети на «Буране» за сорок километров. В Зеленый Яр мы приезжаем к концу праздника, когда проходило последнее состязание — лазание на вертикально стоящий ствол, как у русских на масленицу. А вообще, в этот день проходили заезды на «Буранах» и оленьих упряжках. Состязаться приезжали как оленеводы, так и рыбаки.

Праздник Вороны считается днем наступления весны или днем наступления хантыйского Нового года. Весной, честно говоря, еще и не пахло. Еще стоят тридцатиградусные морозы, а ночью наверно все минус сорок. Стоит вынуть руку из рукавицы, пальцы сразу же замерзают и, ныряя обратно в рукавицы, чувствуешь, как они с болью начинают отходить от заморозки. На ночь мы останавливаемся в доме у Архипа. В доме много народу — дети шумят, молодежь подкрепляется перед дискотекой в местном клубе. Ощущение такое, что попал в глухую русскую деревню. (Максим Патрихалко)

Зеленый Яр, крошечный хантыйский поселок, словно остров возвышается над окрестной тайгой. На крыльце Архипа встречают женщины, в ярких платьях и расшитых бисером шубах. Проходим в дом. Хозяева угощают строганиной, морошковым вареньем. Пьем чай, постепенно знакомясь с многочисленными друзьями и родственниками Архипа. Сегодня праздник, поэтому в доме много гостей — люди приходят, пьют чай и уходят, приходят другие, и создается впечатление, что в маленьком поселке живет половина населения Ямало-Ненецкого округа. Впрочем, многие действительно приехали издалека — оленеводы из окрестных стойбищ, родные и друзья из соседнего поселка Пельвож.

Жители Зеленого Яра — в основном ханты. Летом они живут в чумах по берегам рек и ловят рыбу, зимой делают нарты, чинят сети и лодки. Рыба — основной продукт питания и единица обмена с оленеводами-ненцами, которые поставляют рыбакам-ханты оленьи мясо и шкуры.

К вечеру весть о нашем прибытии разносится по поселку, у дома Архипа собирается разгоряченная праздником молодежь. Крепкие румяные парни — в куртках-малицах и расшитых тесьмой высоких сапогах-ваях, на богато украшенном медными амулетами поясе у каждого — нож с рукоятью из бивня мамонта, и непременный атрибут мужчины-ханта — клык медведя. Ощущение такое, что сейчас ребята предложат нам идти на охоту за шерстистым носорогом, или, по крайней мере, похищать огонь у соседнего племени. Но они уже крепко выпили, и зовут на дискотеку.

Местный клуб размерами и формой напоминает нашу баню, и для меня остается загадкой, как он вмещает такое количество людей. Внутрь не заходим, не желая провоцировать горячих северных парней.

Праздник закончился. Остались в памяти гонки на оленьих упряжках и снегоходах, лазанье по столбам, борьба…. Завтра счастливые победители увезут в свои стойбища дорогие призы — кто-то новенький «Буран», кто-то бензопилу или лодочный мотор. Уже глубокой ночью ложимся спать на полу в доме Архипа, среди других гостей, пьяных и трезвых. Тело приятно ноет после трудного дня, мятными волнами подкатывает сон, и блаженное состояние нарушает лишь одна мысль — ворона сегодня так и не прилетела…

Утром завтракаем той же строганиной с чаем. Архип приглашает приехать летом, половить рыбу. Девушки обещают сшить к нашему приезду мужскую и женскую одежду для музея. Провожать выходит половина поселка. Мы пожимаем руки новым друзьям, встаем на лыжи, и спустя несколько минут оказываемся абсолютно одни на ослепительно-белом снегу Полуя. (Константин Куксин)

Костя идет впереди, я же, в свою очередь, тащу за собой наши нарты. Сняв лыжи и, упершись рогом в буранную дорогу, иду вверх.

— Мы пришли, — с волнением кричит Костя.

Сердце колотится от волнения, пред нами оленеводческое стойбище из трех чумов. Несколько минут мы стоим на месте, прислушиваясь к окружающей обстановке.

— Ну что, пошли! — говорим мы друг другу. Нас встречают собаки своими звонкими голосами. Немного не доходя до первого чума, мы останавливаемся. Собаки продолжают беспокоиться приходом незнакомцев. На встречу выходит человек крепкого телосложения в национальной одежде — малице и вежливо приглашает пройти в свой дом (чум). Снимаем лыжи, рюкзаки и укладываем их на нарты, так как, по словам встречающего нас человека, собаки их быстро оприходуют своими метками.

В чуме оказывается достаточно просторно и уютно. Анатолий, хозяин чума, приглашает к столу. Его жена подает чаю. (Максим Патрихалко)

Глаза долго привыкают к полумраку после залитой солнцем тундры, в чуме жарко, пахнет дымом и вареным мясом. Хозяйка подает чай, приятное тепло разливается по телу. В чуме еще двое гостей — молодой парень с женой. Парня зовут Архип, он всем своим видом показывает, что мы в тундре — никто, ничего не знаем и не умеем. Разговор не клеится. Архип, с вызовом глядя мне в глаза, говорит хозяйке:

— Чай они у себя в Москве попьют. Подай лучше крови и сырого мяса!

Я спокойно беру миску с кровью и пью густую солоноватую жидкость с резким запахом, темно-бордового цвета. Максим следует моему примеру. Архип улыбается, словно признав в нас старых друзей. Невидимый барьер рушится, хозяева начинают непринужденно болтать, смеяться. Архип вспоминает службу в армии, Россию, мы рассказываем о цели путешествия. Наконец, остается последний вопрос:

— Анатолий, можно нам пожить у вас дня два? — просто спрашиваю я, отправляя в рот кусок сырой оленины, смоченной кровью.

— Конечно, можно! — так же просто отвечает хозяин, — я уезжаю на несколько дней, но вы сможете жить у Гаврилы, в крайнем чуме.

Поднимаем отяжелевшие от обильной трапезы тела и идем к Гавриле. Его чум самый большой, метров восемь в диаметре. Хозяева уже ждут нас — на столе вареное мясо, мороженые ягоды, рыба. За чаем знакомимся с семьей Гаврилы. Сам хозяин — Хант, крепкий мужчина лет пятидесяти, с добрыми грустными глазами. Его жена Маша — ненка, веселая, эмоциональная женщина. Старшему сыну Сергею — 16 лет, два года назад он бросил школу и вернулся в тундру помогать отцу. Младшая дочь, 18-ти летняя Оля, напротив, мечтает уехать учиться в город, но Гаврила пока не отпускает — Маше нужна помощница. (Константин Куксин)

Впервые увидевшись с жителями этого чума, именно здесь за столом, мы разговаривали на простом языке, как будто знаем друг друга уже несколько лет. Оставив шоколад в подарок от нашего спонсора, идем знакомиться со стойбищем. По ответной реакции жителей стойбища родилась фраза «Шоколад Коркунов открывает двери в любой чум». После недолгого знакомства отправляемся с Сергеем, сыном хозяина нашего чума, за дровами. Серега — джигит, который рассекает на «Буране» как на маститом коне также стремительно и ловко, покоряя снежные просторы Ямальской тундры.

Процесс сборки дров, видимо, уже отработан годами. Сначала накатывается буранная дорога к сухим стволам елей. Несколько метров до дерева с бензопилой в руках приходится пробираться по пояс в снегу. Немного работы пилой и дерево благополучно валится в заданном направлении. Подскакиваю обламывать сухие ветки. Сергей отходит в сторону к маленькой елке и с помощью своей зубатой подруги делает колотушку, напоминающую бейсбольную биту. Со словами: «Не мучайся!» — бросает ее мне. И, правда, этим орудием обрабатывать сухой ветвистый ствол проще простого. Распиливаем бревна на части, грузим их на нарты курама — простые грузовые нарты, и едем обратно. Сделали еще одну ходку, покололи часть заготовленных чурбанов на дрова, вот и пролетел день. Пришло время связи со штабом Экспедиции, телефон не может найти спутники.

— Вот тебе и глобальная спутниковая связь, — размышляю я.

Узнаю, что в десяти километрах от стойбища, на горе ловится мобильная связь. Недолго думая, я надеваю лыжи и отправляюсь в путь. Солнце начинает скрываться за горизонтом, хмеля своими красками голову. Пробежав минут сорок, я встречаю «Буран». Молодой человек, глядя на меня как на инопланетянина, спрашивает:

— А вы откуда?

— Из Москвы», — отвечаю я.

— Нет, а сейчас откуда? — переспрашивает он, еще больше показывая свое недоумение.

— Из ближайшего оленеводческого стойбища, — успокаиваю его я.

Разговорившись с незнакомцем, узнаю, что до места мобильной связи еще достаточно далеко, а уже смеркалось. Решаю возвращаться обратно и прошу незнакомца подкинуть меня до развилки. Через 20 минут я стоял уже в стойбище. Края маски покрылись инеем, уже совсем стемнело и стало достаточно холодно. (Максим Патрихалко)

Дни проходят за днями. Чум Гаврилы стал для нас родным домом, и сердце приятно волнуется, когда из-за поворота показываются три островерхих чума, над которыми поднимается дымок. У мужчины в стойбище всегда много работы, особенно весной, ведь скоро должно начаться каслание — переход на северные пастбища, к Карскому морю.

Гаврила придирчиво осматривает старые нарты. У одной треснул полоз, у другой надо заменить ножки, которые истончились за много лет. Он усаживается за чумом, и неторопливо вырезает деревянные заготовки. Я сажусь рядом, смотрю, расспрашиваю.

Гаврила показывает, как пользоваться дрелью, конструкция которой не изменилась с каменного века — деревянная ручка с вбитым в нее резаком приводится в движение с помощью лука и кожаного ремня. Несколько движений, похожих на те, которыми первобытные люди добывали огонь — и готово аккуратное отверстие в полозе нарты.

Гаврила, не отвлекаясь от работы, рассказывает истории, легенды, предания.

— Почему нельзя делать жерди чума из лиственницы? Бродит по земле Сатана невидимый, прячется в стволах ихних. Илья-пророк едет по небу, молниями Сатану бьет. Возьмешь листвянку на жердь — молния в чум и ударит. А на полозья нарт лиственница хорошо идет — только брать надо сторону южную, плотную. А сердцевину, где Сатана прячется, никогда не бери.

За каждым чумом, метрах в десяти, стоит священная нарта. Там хранятся древние, священные реликвии рода. Женщине запрещено пересекать невидимую черту, проходящую от очага до священной нарты, поэтому она никогда не обходит чум по кругу. Если ребенок дотронется до священной нарты — ручки его опухнут, и надо будет приложить несколько монеток, а потом бросить их духам, чтобы опухоль спала…

Жизнь хантов и ненцев пронизана древними верованиями, смешавшимися несколько столетий назад с православием. Напротив входа в чуме находится настоящий алтарь, с десятком икон и огромным ярким полотном с вышитыми тремя крестами. А на женской половине, у входа, «живут» хранители дома — две засаленные, потертые тряпичные куклы с навешанными на них многочисленными амулетами. Это — женские обереги. Одна принадлежит Маше, другая — ее дочери, Оле, которая пока живет в чуме отца.

Наработавшись за день, мы без сил падаем на мягкие оленьи шкуры, заботливо постеленные хозяйкой. На низком столе — неизменное сырое мясо, рыба и чай. Сергей, с нетерпением дождавшись темноты, выбегает наружу и заводит небольшой генератор. В чуме загораются лампочки, наполняя древнее жилище теплым желтоватым светом. В печи потрескивают дрова, мы пьем чай и смотрим DVD-фильмы на маленьком телевизоре. Каждый фильм — это событие, все искренне переживают за героев, особенно Маша.

— Ах, бедный, бедный! — вздыхает она по поводу Голлума из «Властелина Колец. — Как же он там совсем голый, замерзнет ведь!

Мы смеемся, объясняем непонятные места и события фильмов, а за тоненькой покрышкой чума бушует пурга, накидывая еще одно снежное покрывало на этот затерянный мир… (Куксин Константин)

Продолжение читайте: Как мы стали оленеводами Часть II

***

Организаторы Экспедиции:

• Туристическая компания «В мире фантазий»
• Государственный музей Кочевой культуры

Спонсоры Экспедиции:

• Компания «Rossingnol»
• Кондитерская фабрика «А.Коркунов»

***

 Впервые статья была опубликована в №2(5) за 2006 год