Прости меня, родной мой

Моя мама умерла очень быстро, в течение месяца, в возрасте 72 лет. Этот возраст она загадала себе сама. Рассказывая о своих родителях, она часто повторяла, со значением, что и бабушка, и дедушка умерли в 72-летнем возрасте.

Я помню перелом в ходе маминой болезни. Тяжело заболел папа, и мама, всегда жившая как бы за папиной спиной, потеряв эту опору, сдалась. Как говорят, потеряла волю к жизни.

Я только что вернулась домой после дежурства около уже неделю лежачей мамы, как мне сообщили о ее смерти. Ужас, горечь, чувство вины — почему я уехала, мама умерла без меня — мысли о предстоящих хлопотах, связанных с похоронами — все нахлынуло на меня и полилось с потоком слез. Столько я никогда не плакала ни до, ни после. Я понимала, что мешаю маме своими безудержными слезами, что ей и без этого тяжело, но эмоции брали верх. С мамой уходила часть моей жизни, моя поддержка, моя защита, мое мерило справедливости, сама доброта, мое детство, я и плакала так, как в детстве, эгоистично и безутешно. И мама в гробу была такая старенькая, маленькая, в платочке. Соседки ей губы накрасили и очки положили под подушку. Нелепость какая, зачем?...

Через два года умер папа. Всю жизнь очень активный и подвижный, он не мог смириться с ограничением движения. После инсульта он ходил с палочкой, с трудом преодолевая совсем небольшие расстояния. Прожив три года в немощи, он хотел умереть, и мы к его смерти были готовы.

Умирал папа днем, мы с сестрой были свидетелями этому. Я держала папу за руку и молилась, хотела облегчить его физические страдания. Через некоторое время я почувствовала, что папа уже нас не ощущает, моя рука не нужна, он — один на один со своей смертью. При неподвижности тела явная борьба с чем-то, прерывистое мучительное дыхание. С чем сравнить эти огромные, нечеловеческие усилия? Только с борьбой за жизнь. Агония длится долго. Невыносимо собственное бессилие. Я молюсь, прошу передать часть папиных страданий мне, я за него отработаю. И вот последний вдох. И выдох. О таком миге говорят: душа отлетела. Ощущение чего-то величественного, огромного наполняет меня восхищением.

Человек сбросил оковы тела, ограничивающие его. Он — намного больше того, что могло выразить тело в этом коротком отрезке жизни, в котором он был мальчиком из репрессированной гонимой сталинским режимом семьи, вечно голодным подростком послевоенного времени, офицером, мужем, отцом, дедом… Так вот ты какой, мой папа. Я счастлива, что узнала тебя. Наверное, ты тоже видишь не только то, что можно увидеть «обычными» глазами, ты сейчас можешь видеть мою душу и прощаешь мне все нанесенные тебе обиды. Прости меня, родной мой.

Я вспоминаю своих родителей с благодарностью и светлой грустью. Иногда мелькнет эгоистическая мысль: видели бы нас сейчас родители. Гоню ее прочь: наши пути разошлись, у них совсем другая жизнь. Но может быть, мы еще встретимся…

* * *

Впервые статья была опубликована в №3 (10) за 2007 год «Размышления о смерти»