Размышления о Европейской морали

Российская общественно-философская мысль регулярно задается вопросом: «Кто мы – Европа или Азия?» Вопрос не вполне корректный для шестой части мировой суши. Мы – и Европа, и Азия одновременно.

О восточных духовных учениях, о духовности Востока в последнее время говорят достаточно – очень популярная тема, вплоть до вечерних посиделок на кухнях.

Но, коль скоро мы и Европа тоже неплохо было бы разобраться и в европейской духовности, которую в наше время больше принято ругать. А это на самом деле не так уж и просто по нескольким причинам:

1. Европа крайне неоднородна по составу этнических корней народов, ее населяющих, соответственно, духовные ценности, моральные установки тоже крайне неоднородными.
2. Народы Европы уже две тысячи лет находятся под влиянием духовных ценностей Христианской религии, практически заменившей собой изначальные этнические духовные ценности.
3. Быстро развивающаяся техническая цивилизация Европы практически похоронила под собой исконно-человеческие закономерности отношений в социуме, заменив естественное на предписанное.

Об условиях формирования европейских моральных принципов мы можем судить лишь по описанной части человеческой Истории, а по геоисторическим  масштабам это период очень короткий. И, как это ни грустно, история этого периода рождена в войнах. Можно предположить, что в силу определенных исторических, геологических и климатических условий история войн на Европейском континенте еще задолго до империй Греции и Рима являлась историей развития металлургии. Например, войско древнегреческих государств и империй древнего Рима были очень похожи по построению, организации и тактике. Но доспехи греческого образца имели много элементов, выполненных из меди, а в доспехах римского образца эти элементы были заменены листовой сталью, что обеспечивало преимущество римскому воину перед греческим. Или еще пример: воины империи викингов были вооружены несравнимо лучше армий народов северной Европы благодаря доступности богатой железом руды и метеоритного железа в Скандинавии, сравнительно с северной Европой. В эпоху холодного оружия империи возникали именно из социумов, способных освоить новые технологии в металлургии, как средства завоевания территорий.

Мораль войны – это мораль победителя. У побежденного не может быть иной морали, кроме выживания. 

В войне металлургий побеждает не столько воля и единство, сколько технические мысль и знания. Отсюда и моральные установки сильного будут не столько эмоциональны, сколько рациональны.

Многие читали изданную в советское время новеллу писателя-фантаста И. Ефремова «Таис Афинская». В этой книге среди других эпизодов был использован один, почерпнутый из заслуживающих доверия жизнеописаний императора Александра: некий человек предлагает Александру выиграть сражение, установив на поле боя доски с набитыми в них гвоздями, предназначенные травмировать конницу противника. Александр велит казнить «изобретателя» в назидание своим военачальникам – сражения выигрываются силой и смелостью, но не подлостью и коварством.

Легенда легендой, но остатки подобного нравственного подхода благополучно вошли в средневековый культ «благородного рыцаря» и дожили аж до двадцатого века, когда в Испании франкисты и республиканцы между боями устраивали футбольные матчи.

С распространением в Европе Христианства ситуация с моральными нормами сильно изменилась. Быстро объединяющаяся под влиянием Христианства европейская мораль все меньше трактовалась «по понятиям» и все больше – по жестко зафиксированным нормам. Происходили войны, рождались и распадались империи, но Христианство дало начало объединению Европейского континента, как более или менее общий, принятый или навязанный, соблюдаемый или только декларируемый, но надзаконодательный свод норм общежития, все глубже проникающий в общественное сознание народов Европы. Даже убежденные противники Христианства вынуждены признать, что, по меньшей мере, половина ныне декларируемых духовных ценностей Европы почерпнута из Христианского вероучения.

Еще один коренной перелом в духовном сознании европейской технической цивилизации произошел шестого и девятого сентября 1945 года – в дни атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Только что, завершив самую разрушительную в своей истории войну, Европа ужаснулась боевому применению порождения своей же технической мысли – атомного оружия. Веками привыкшее к войне и околовоенной морали, сознание европейцев было подвигнуто к дальнейшей невозможности войны как образа мышления, как состояния духа.

Мы часто и не подозреваем, насколько в нас глубоко заложен страх общечеловеческий, заслоненный страхами повседневными и локальными.

Страх всеобщего самоуничтожения, достигший пика к 1962 году – моменту «Карибского кризиса» – и последующее постепенное освобождение европейцев от страха войны вообще и военного сознания в частности открыл в Европу дорогу либерализму. Мораль сбросила военный мундир, сбросила рясу и надела галстук.

Да, можно много говорить об отсутствии морали в Европе, о том, что мораль в современном Евросоюзе заменена сводом законов и деклараций, что под влиянием массовой иммиграции в Европу растворяется не только культура ее народов, но и ее нравственность. Только это не так. Европа пребывает в постоянной динамике, постоянном духовном обновлении. Старое сливается с новым, перерождаясь и совершенствуясь. Наверное, европейская мораль, европейская духовность как таковые – все-таки дело будущего, она развивается вместе с остальным миром: в традициях и без традиций, национально и наднационально, законодательно и надзаконодательно. Может быть, говорить об общих моральных ценностях Европы будет возможно тогда, когда Европа окончательно станет единым социумом…

***

Впервые эта статья была опубликована в № 2(19) за 2010 год , «Моральный стержень»