Дорога царей

Это случилось в маленьком курортном городке Ставрополья, где наша юниорская команда проходила подготовку к соревнованиям по волейболу. Однажды, когда я шла в лагерь, разбитная цыганка прокричала мне вслед: «Эй, мальчик, да ты ведьмак, приходи, кой-чему научу»…

Я сказала цыганке, что я не мальчик, а девочка. Она захохотала, крикнув: «Тем хуже для тебя» – и пошла прочь.

Я естественно поплелась за цыганкой, чтобы выяснить, что значит «хуже для меня».

Шотландский художник Джон Филлип («испанский Филипп»)

Тем временем на центральной улице города появились автобусы, которые привозили отдыхающих. На площади началось волнение: кричали все. Торговцы сувенирами размахивали бусами, галдели художники, исполняющие в авангардном стиле портреты отдыхающих, волновались владельцы весов, предлагающие «взвеситься на брудершафт». Не кричала одна цыганка. Она спокойно стояла, пока мимо проходили бледные и худые горожане, ошалевшие от запаха каштанов, яркого южного солнца и шума улицы.

Вдруг цыганка чуть насторожилась. Проследив ее взгляд, я увидела женщину очень интеллигентного вида, неуверенно бредущую по мостовой. Казалось, что женщина идет по льду — таким слабым и неуверенным был ее шаг.

— Алая-маковая, золотая, серебряная, — завопила вдруг цыганка, растягивая гласные буквы. От ее крика у меня начало пульсировать в ушах. Женщина остановилась. — Добрая ты, — голосила цыганка нараспев, – красивая и умная, а счастья нет — мужик твой тебя не любит, по-черному гуляет. Позолоти ручку, – голосила цыганка, — ай, всю правду скажу. Как завороженная, медленно-медленно женщина достала кошелек, открыла его и отдала цыганке деньги. Цыганка развернула одну купюру, разглядывая ее на солнце. Это было десять рублей — деньги двадцать лет назад немалые, но женщина не проявила желания взять назад купюру.

— Ты вот что, — говорила цыганка, — с мужиком своим не разводись, пока терпи, еще немного осталось. Потерпишь, и он с тобой так всю жизнь и будет. Вижу — Людмилой тебя зовут, его — Виктором…

Цыганка кинулась к новому «объекту», а женщина пошла вверх по улице. Ее походка стала уверенной, спина выпрямилась, и я подумала, что женщина гораздо моложе, чем показалось сначала.

— Подождите, — я схватила ее за рукав. — Цыганка обобрала вас, отняла деньги.

Но женщина сказала:

— Цыганка сказала то, что я столько лет хочу услышать. Я одной надеждой и живу. Вы не поймете — слишком молоды. И она пошла вверх.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Меня — Людмила, его — Виктор.

Она ушла, а я вернулась в лагерь под впечатлением увиденного.

Гадание. Акварель поэта Тараса Шевченко

На следующий день я растянула ногу, и от тренировок меня отстранили. Сидеть в зале и смотреть, как будущие призеры закидывают мяч в сетку, было невыносимо. Я решила сходить на центральную площадь. Главный вход стерег второй тренер, так что вылезать пришлось в окно в коридоре и идти переулками в центр, чтобы не увидели, что я прогуливаю.

Жизнь на площади била ключом: художники творили, проигрыватель надрывно играл танго «Брызги шампанского». Отдыхающие взвешивались на весах, ели мороженое и созерцали свои портреты. Цыгане были тоже здесь. Та самая цыганка активно гадала и успела, как я заметила, набрать немало денег. Удивительно, что никто из отдыхающих ни разу не возмутился тем, что она подходит к нему.

Я пристроилась возле художника, который рисовал портреты отдыхающих, и стала смотреть, что делает цыганка. У цыганки была подруга — беременная дебелая девушка Момо лет пятнадцати. Вид у девушки был устрашающий: бессмысленный взгляд, выпученные глаза и огромный живот. Увидев «объект» цыганка выставляла вперед эту ужасную дебелую девушку. Любой человек как-то реагировал — по этой реакции цыганка делала первый прогноз. Если женщина морщилась, глядя на живот беременной, цыганка говорила: «Твой король тебя целой оставил, ты ждешь и злишься». Если пыталась поговорить или дать денег девушке она говорила: «Добрая ты, а счастья все нет и нет».

Если же хваталась за сердце или живот, она говорила: «Заболеешь, помрешь, желтая станешь».

После таких на первый взгляд нехитрых приемов цыганка получала власть над «объектом». Надо сказать, что она не предсказывала в своих гаданиях ничего плохого и всегда говорила «будешь счастлива».

— Как ты делаешь это? — спросила я, после того как она получила солидный «куш» от одного на вид весьма не бедного типа. На мой взгляд, она несла такую чушь, что нормальный человек и слушать бы не стал, но… Ее слушали не только женщины, но и мужчины, да еще и деньги давали.

— Я знаюсь с духами, — сказала цыганка и подмигнула мне. Здесь на курорты в основном горожане и ездят. Я городских за версту вижу — у них три духа болезнь насылают. Это демоны Жилало и Милало — они имеют вид двухголовой птицы. Захватывая человека, вызывают желание спать или плакать. Это легкие демоны, и я спрашиваю у них о том, что волнует человека — они отвечают.

— Ух ты — восхитилась я.

— Есть еще очень страшный демон – тоже городских захватывает — Поресколо. У него четыре кошачьих головы и четыре собачьих, птичье тело и змеиный хвост. Поресколо вызывает ненависть ко всем вокруг. Все в большей или меньшей степени охвачены демонами.

— Можно спастись от демонов?

— Если носить на теле талисман, а в талисмане — его рисунок, он решит, что в этом теле был, и не захватит.

— Сделай мне талисман, — попросила я цыганку.

— Сделаю, — пообещала она. — В мешочек красный его положу. Тебе талисман нужен. Ну что ты вечно по улицам тайком крадешься, в окно из лагеря вылезаешь? Будь сама собой, закутайся в шаль, пройдись по центральной площади, чтобы все видели, что нафиг тебе не нужен этот волейбол.

— Тогда меня выгонят из команды, — сказала я, — а так я, может быть, буду тренером.

— А заниматься всю жизнь тем, что ненавидишь? — цыганка посмеивалась. — Ты будешь плохим тренером, к тебе и детей-то приводить опасно будет. В тебе все три демона сидят. Но ничего — мы их уморим.

 Предположительно картина Хосе Бенльюре-и-Хиля

 Утром ко мне подошли две высокие толстоватые дамы, ярко и модно накрашенные.

— Мальчик, ты внук той цыганки? — спросила та, что потолще. — Мы хотели бы погадать на картах, но боимся к ней подойти. Может быть, ты за нас попросишь. Мы заплатим и вот, — толстая показала мне керамические бусы с божьими коровками. — Мы ей бусы в подарок купили.

Бусы с божьими коровками были хитом сезона — в них щеголяли местные модницы и отдыхающие, закутавшись для «крутости» в разноцветные шали. На мой взгляд, эти бусы и шали могли бы занять достойное место в «музее нелепостей», если бы он существовал.

Я не стала объяснять, что я не мальчик, сказала только что я ей не внук, и согласилась подойти к цыганке.

— Она послать может, — предупредила я их.

Цыганка погадать согласилась. Она отвела нас к обочине дороги, расстелила черную шаль с красными розами, прямо на земле, и хлопнулась на землю, жестом руки пригласив сесть рядом с ней. Дамы осторожно сели, положив деньги на шаль. Вокруг собирались любопытные.

Цыганка спрятала деньги за пояс, достала откуда-то серые кружочки и бросила их на шаль. Потом наклонилась над кружочками и начала бормотать тарабарщину, перемешивая непонятные кружочки.

— Знаю, – сказала она той, что потолще, — муж у тебя дома, хороший и надежный. А ты хочешь узнать, сможешь ли здесь закрутить роман с другим мужчиной. Изменить ему хочешь.

Полноватая дама начала дергаться:

— Ну я так, я типа…

Цыганка мешала круги, вытащила один, и, перевернув, положила на шаль. Круг был черного цвета с нарисованной на нем цифрой. Цыганка вытащила еще четыре круга — все они оказались черными с нарисованным белым цветом цифрами. Она покачала головой:

— Не повезет тебе с романами сейчас.

Потом достала круги — все они были рыжие с синими цифрами:

— А ему хорошо, — сказала цыганка, — мужику этому. Баб много — он себе другую найдет, ты его не соблазнишь.

— Но почему, — спросила толстая, — я же ничего — интересная…

— Почему-почему, — закричала цыганка, — муж у тебя — вот почему, и духи родовые против. Отдыхай и смотри телевизор. Всё!

«Гадалка» художника Бартоломео Манфреди

Другой даме цыганка нагадала роман и приключения. Женщины собрались уходить и подарили цыганке бусы с божьими коровками и гигантских размеров футболку — шедевр местной промышленности.

Футболка была неопределенного лилово-черного цвета с летящими вдаль неизвестными природе насекомыми.

К моему великому удивлению цыганка была не просто довольна — ее лицо светилось счастьем. Она натянула на себя лиловую футболку, нацепила на шею бусы и сидела с блаженным видом, не обращая внимания на то, что вокруг собрался народ, и что рядом с нами примостилась дама, очевидно желающая тоже погадать.

— Почему ты смотришь так, словно я вымазалась собачьим д-ом? — спросила меня цыганка.

— Понимаешь, — начала я, — лиловая футболка и эти малиновые лягушки на ней…

— Ну да… Еще бусы с божьими коровками. Это по цвету не идет, — сказала я. — И вообще — эти бусы…

Я умолкла под ее насмешливым взглядом.

— Вы москвичи — все зажравшиеся сво… — цыганка говорила не зло. — Цвет ей не подходит. Бусы не нравятся. Да у меня своих вещей и не было никогда. Ношу то, что отдадут или что найду. А деньги, что зарабатываю, — так я их на родственников трачу — мы же со всей родней путешествуем, да дочке лекарства покупаю.

— У тебя есть дочь?

— Младшие померли, — цыганка закурила папиросу. Давно это было. Мы тогда тоже здесь на юге кочевали, дом построили, а потом нас выгнали. Дети и простудились, кому мы нужны? Ни документов, ничего... Лекарств не достали… Старшая выжила, да после болезни не узнает никого — это Момо…

Момо – дебелая беременная девица. Значит, это ее дочь.

— Момо люди боятся, она ужас внушает. А что делать — я же не могу ее бросить.

— Вообще — говорила цыганка — те украшения, что люди дарят — это будет как талисман. Будешь погибать, только талисман этот и поможет.

— Как поможет?

— А так — силы даст.

Цыганка начала мешать круги, не выпуская сигареты изо рта. Она гадала удивительно точно, попадая в даты и события прошлого. Я сидела с ней до темноты, а потом пошла в лагерь. Ворота уже заперли. Я влезла через окно в туалете, у меня запуталась кофта, я застряла и долго не могла освободиться.

 Художник Фаусто Зонаро

Утром я опять пришла на площадь: цыганка с дочкой сидели на перекрестке и гадали.

— Что это у тебя за круги, на которых ты гадаешь? — спросила я. — Я таких никогда не видела. Все гадают на картах.

— Нравятся? — цыганка удовлетворенно кивнула. — Это карты, просто они очень древние. На таких гадали мои деды, прадеды и деды прадедов.

— Ух ты, — восхитилась я, — а по кругам не скажешь, выглядят как новенькие.

— Чудная ты, — сказала цыганка. — Это же бумага, она за год затрепливается. Я каждый раз новые круги делаю — из картона вырезаю, да красками раскрашиваю.

— А цифры на них что значат?

— Цифры — духи, — сказала цыганка. — Цифры показывают добрый или хороший дух влияет на человека. На цифру пять, к примеру, Поресколо влияет. Он — пятерка и есть и вызывает гибель, а вот Милало вызывает разврат.

— Сколько таких круглых карт? – поинтересовалась я.

— Сто тридцать. Если знаешь заветное число — можешь в чем угодно власть получить. В нашем роду знали многое о цифрах и о духах. Еще мой дед рассказывал, что раньше цыгане жили по-другому: много веков назад цыгане составляли племя хранителей тайных знаний и были привилегированной кастой. Они были вхожи во дворцы знати. Путь, которым шли хранители ко дворцу властелина земли, назывался «Дорога царей». И вокруг все мечтали пойти такой дорогой или быть такими же могущественными, как хранители знаний древних.

— А другим, не хранителям, нельзя что ли этой дорогой было ходить?

— Нельзя. Дорогу охраняли силы, духи, люди, и нелюди. Знаешь, о чем я мечтаю, — цыганка непрерывно курила, — что однажды я, закутавшись в роскошную шаль, иду вот по этой или — неважно — по другой площади и со мной идет вся моя родня. И я точно знаю, что иду «Дорогой царей» ко дворцу. Только не бывать этому, говорят, скоро опять знатный чиновник приезжает, так нас выгонят, мы же везде лишние.

— Это ужасно, — сказала я, содрогнувшись.

— Ничего ужасного, — голос цыганки был бесстрастным. — Какая разница, на каком перекрестке гадать, на этом или на том — все перекрестки одинаковы. Но вообще, я очень старая, — призналась цыганка, — иногда мне кажется, что я так устала и нет больше сил, но это только иногда.

 «Гадалка» художника Микеланджело Меризи да Караваджо

Утром я не обнаружила цыган на площади — только художники по-прежнему рисовали отдыхающих.
— А их выселили, м сказал радостно бородатый рисовальщик. Цыгане отбивали народ у художников. Теперь гадать не у кого, все будут рисовать портреты.

Художник радостно заржал:

— Ночью в автобусы посадили и увезли.

— В тюрьму? — с ужасом спросила я.

— Ну ты скажешь — в какую тюрьму. Они ж любую тюрьму развалят. За триста километров выселили в поле. Они кочевые — привычные. А здесь им нельзя — комиссия из центра приезжает. А цыгане со своими гаданиями только вид портят — несолидно как-то.

— Ты очень солидный,— разозлилась я. — Фигню рисуешь и продаешь.

— У меня лицензия, диплом и прописка, — сказал художник, — а они откуда? С поля. Вот, на, — он протянул мне пакет. — Тебе цыганка просила передать. Она как чувствовала, что их выселят.

В пакете была цветная шаль, на которой цыганка гадала, и гадальные круги в красном мешочке.

Я закуталась в шаль и пошла по центральной площади в лагерь.

Через неделю комиссия уехала, а еще через две на площади сидела другая цыганка, гадала она, правда, на треугольных картах. Из команды меня выгнали за демонстративные прогулы и отправили домой. Я перебирала цыганские круглые карты, смотрела на площадь из окна автобуса и думала, что даже не удосужилась спросить, как зовут цыганку, которая мечтала пройти по «Дороге царей».

* * *

Рассказ был опубликован в №2(9) за 2007 год